Святой мученик Виктор Матвеев (1871-1937)
Мученик Виктор Матвеевич Матвеев родился 11 октября 1871 года в городе Боровичи Новгородской губернии в семье постоянного солдата Царской Армии.
Был сподвижником святых преподобномучеников иеромонахов Пахомия (Русина), Анатолия (Смирнова), Феогноста (Пивоварова) — их память 11 августа н.с. — и святого преподобного схимонаха Ираклия (Матяхи), исповедника (память 10 июня н.с.).
В юности был парализован, исцелён святым праведным отцом Иоанном (Сергиевым) Кронштадтским, который благословил Виктора Матвеева на странничество, заповедав ему питаться хлебом, сахаром и чаем.
В течение многих лет Виктор Матвеев странствовал по России, бывал в Сибири, на Украине – в Киеве и др. местах. В 1906 году поселился в 30 км от города Верного (ныне г. Алма-Ата республика Казахстан), на горе Мохнатая сопка, где построил небольшую келью и начал вести строгую подвижническую жизнь.
По воспоминаниям А.С. Нагибиной: «Построил себе келью на самой вершине Мохнатой сопки, но проведя там одну зиму, по причине глубокого снега на вершине горы, не имея возможности общения с другими подвижниками, спустился ниже на гору Горельник».
В 1923 г. из Аксайского ущелья пришел на эту же гору иеромонах Пахомий (Русин). Ни женский скит на Мохнатой сопке находился неподалеку.
По воспоминаниям А.С. Нагибиной: «Там тоже поставил себе келью – маленькую рубленую избушку, в ней печка глиняная, кровать – три горбылины, устланные соломой, – да стол. Так и жил. «Семиречье, – говорил он, – лучше всех мест. И народ очень хороший в Семиречье, добрые и верующие люди»».
Из воспоминаний А.С. Нагибиной: «Виктор ходил к нам часто, и мы к нему часто ходили… И в город он приходил на каждый праздник и в каждый пост говеть и причащаться. Этот Виктор – на весь город был! Это чудной жизни старичок. Как увидят его: «Виктор идет к нам!» – и каждый старается дать ему кто сахара, кто сухарей, кто чая. Больше он не брал ничего и денег не принимал, не любил деньги… Спрячет все подаяние за пазуху своего зеленого брезентового плаща, кушаком подвяжется и уходит в горы.
Круглый год ходил он в брезентовом плаще, зимой и летом… Он был маленького роста, сухощав, быстр, но не резок в движениях, с негустой темно-русой бородкой и темными, прямыми и длинными волосами, лежащими на прямой пробор. Говорил он быстро, чуть надтреснутым голосом…
На Горельнике жил огромный медведь. Иногда он спускался с горы и садился неподалеку от Викторовой кельи. Но Виктора он никогда не трогал и, когда подвижник говорил ему: «Иди, мишка!» – медведь вставал и уходил».
Из воспоминаний монахини Магдалины (Халиной Ф.С.): «Мы много странствовали в то время по горам: о. Пахомий, Виктор, я и Саня Нагибина. От самого Каскелена до Тургеня пешком по горам ходили…
А бывало, сидит Виктор в своей келье, потом встрепенется, побежит к о. Пахомию: «Бери скорее чайник, бежим туда, далеко по щеле в горы, там есть святое место, там чайку попьем. Там святое место! Там — Ангелы!…».
С о. Пахомием они много странствовали. Куда бы ни шел Виктор, все с Пахомием… Отец Пахомий молился много. Виктор тоже был сильный молитвенник. Но как и когда он молился, я не знаю. Иногда он по неделе жил на Медео в скиту, в Саниной келье, а Саня ко мне переходила…».
Из воспоминаний А.С. Нагибиной: «О сокровенной жизни его внутреннего человека мы знали мало. Но не могли не чувствовать, что за внешним его чудачеством и юродством кроется самоотверженный подвиг, за неназойливым ворчанием – любовь к нам, как к детям немощным и неискусным, за видимой общительностью – вел икая тишина и тайна созерцания невидимого мира… Это было в конце 1920-х годов, летом. Мы с инокиней Мариамной ходили по горам. Пришли на Горельник в келью к Виктору. Неподалеку под горой была яма, в которой он молился. Был поздний вечер… Не помню зачем, я вышла из кельи и пошла в сторону ямы. И вдруг вижу – Виктор стоит на коленях в воздухе, примерно в метре от земли и еще в 1,5 м от дна ямы и молится с воздетыми к небу руками. Я была потрясена, мне стало страшно не потому, что он стоял на воздухе – я читала жития святых и знала о такой молитве – а потому, что своим приходом мы мешаем ему молиться, нарушаем его тишину. И тихо-тихо, чтобы веточка не хрустнула, я попятилась назад, а, зайдя за гору, побежала что есть сил к Мариамне, рассказала о том, что видела, и мы ушли, оставив его…».
Из воспоминаний Н.Г. Казулиной: «В 1932 г. мать Рафаила возила меня в Алма-Ату. Мы приехали к матушкам Евфалии, Марьяше, Феодоре, с которыми жила племянница матушек Феодоры и Александры Настенька Нагибина. Никольский собор был тогда еще открыт, там служил епископ Герман. А в подвале собора жили матушки. Они пекли просфоры для собора и собирали сухарики – передачи для подвижников алма-атинских: отца Виктора, отца Тавриона. Отец Таврион, когда мой папа приехал в Алма-Ату, говорил ему, что он много лет, не посещая город, жил в горах и ел дикую картошку и траву.
Тогда же я слышала об иеромонахах Серафиме и Феогносте, которые уже были расстреляны, за них там молились и считали их великими подвижниками. Мы с матушками Рафаилой и Феодорой, по поручению о. Пахомия, пешком, с котомками, поднимались в горы на Медео, где по правой стороне ущелья находилась его пещера.
В пещере у него была мука в жестяных баночках. Так мы шли с горы на гору, между елок, и вот добрались до одной елки. Корни ее лежали на земле, матушки их раздвинули, нашли там дверку и вошли в пещеру.В пещере пахло цвелью, в уголке был сделан из глины святой уголок и стояла картонная иконочка. Мы помолились, взяли там муку в жестяных баночках и пошли к отцу Виктору (Матвееву) – он жил на другой горе.
Мы принесли ему сухарей. У отца Виктора был деревянный домик, сруб два метра на два. И что я запомнила: внутри домик был красный от клопов. Отец Виктор (вот старец был! на нем засаленная фетровая шляпа, одет в подрясничек, сверху плащ), завел нас в свою келью и сказал: «Ночуйте здесь и ни одного клопа не давите! Это тоже творение Божие!». В келье стоял керосин. Матушки натерли меня керосином (клопы керосина боятся), и я ночью все-таки спала, а они не спали. Отец Виктор ушел ночевать куда-то под елку. А утром пришел. Я слышу, он с кем-то разговаривает и думаю: «С кем он разговаривает?».
А он приручил ворона, говорит ему: «Сейчас, сейчас тебе дам». А ворон ему отвечает с дерева: «Кар! Кар!». Я не знаю, был ли он монахом, но мы его называли «старец Виктор». Мы у него переночевали, он нас напоил чаем, поухаживал за нами, и мы отправились в город…».
02 сентября 1935 года Виктор Матвеев был арестован вместе с жившими в горных скитах монахами и мирянами, 28 января следующего года Особым совещанием при НКВД СССР приговорен к 5 годам ссылки. Из Алма-Атинской тюрьмы старец Виктор был направлен в Караганду, оттуда в 1936 г. переведен в ИТЛ Кзыл-Орды, а вначале 1937 г. направлен в ссылку в посёлок Орловка Чаяновского района Южно-Казахстанской области.
Из обвинения: «Задачи к/р группы монахов сводились к следующему: 1) Переход на нелегальную её деятельность. 2) Проведение к/р религиозной работы среди верующих с целью срыва мероприятий Советской власти в области колхозного строительства и агитации против сов. власти… Руководителем алма-атинской части группы церковников был Матвеев Виктор Матвеевич. Эта часть группы, обосновавшаяся в горах Аксая, развернула свою религиозную деятельность среди верующих Никольской церкви г. Алма-Аты. Пользуясь репутацией «прозорливого старца», Виктор привлекал к себе массу паломников-верующих, которые, несмотря на дальность расстояния (30 км.), систематически посещали тайные кельи монахов в мест. Аксай, приносили им продукты и участвовали в тайных богослужениях. Связь между «талгарской» и «аксайской» группами контрреволюционеров осуществлялась путем встречи руководителей Макария, Пахомия, Виктора, Антония в Алма-Ате на квартирах у монашек или в Никольской церкви. Пребывание участников группы в Алма-Ате тщательно конспирировалось… Кроме тайной деятельности, монахи вели систематическую а/с агитацию среди посещавших их верующих, распространяли провокационные слухи о войне, о скорой кончине мира, агитировали против колхозов… В июле 1935 г. в горах Аксая в келье монаха Виктора обсуждался вопрос о неизбежности войны и скором падении Советской власти…».
В декабре 1937 года мученик был арестован вместе с жившими в ссылке священниками. 30 декабря тройка при УНКВД по Южно-Казахстанской обл. приговорила к высшей мере наказания – расстрелу. Обвинен в том, что он: «…участник контрреволюционной организации церковников, систематическая к/р деятельность, широкая связь с духовенством и верующими в к/р целях, принимал меры для устройства келий в горах».
Проходил по групповому делу о «контрреволюционной организации церковников Чаяновского р-на Южно-Казахстанской обл., 1937 г.» вместе со священниками Иоанном Мироновским и Владимиром Преображенским.
Из обвинительного заключения, вынесенного 30 декабря 1937 г.: «УГБ НКВД Чаяновского района вскрыта группа церковников, являющаяся филиалом вскрытой и ликвидированной к/р организации церковников Южно-Казахстанского ОблУНКВД. К/р организация церковников возглавлялась епископами Иосифом Петровых, Кириллом Смирновым и Евгением Кобрановым с основным центром руководства, находящимся в Южном Казахстане. Вскрытая к/р группа церковников в Чаяновском районе устроила два нелегальных молитвенных дома, проводила нелегальные отправления религиозных обрядов, распространяла религиозные стихи».
Виновным себя не признал, был расстрелян 31 декабря 1937 г. вместе с указанными отцами в полночь.
По году репрессий был реабилитирован: за приговор 1936 года – 30 апреля 1989 года прокуратурой Казахской ССР, за смертный приговор 1937 года – 31 мая 1989 года прокуратурой Чимкентской области.
В 1993 году был канонизирован как местночтимый святой Алма-Атинской епархии, а Архиерейским Собором Русской Православной Церкви, 13-16 августа 2000 г., его имя включено в собор новомучеников для общецерковного прославления.
День памяти святого отмечается 31 декабря по н.с.